Клод не сказал ни слова. Но время от времени он протягивал руку и поглаживал ее по волосам, заставляя Флой мурлыкать, словно кошка. Разговаривая с ней о цементе или древесине, он, не отрываясь, смотрел на ее губы. Иногда его рука как бы невзначай ложилась ей на спину или на плечи, а палец поглаживал кожу ее рук. Но больше они не разговаривали о своих чувствах. Только о работе, а ее было немало.
Флой с нетерпением ожидала, когда закончатся все строительные работы на втором и третьем этажах и начнется покраска стен.
А внизу был еще первый этаж, поделенный на две части, одну из которых она собиралась сдать Мэгги, а вторую… Флой вздохнула. Художественная галерея или маленький магазин сувениров. А может быть, и книжный магазин. Она так любила книги.
Но больше всего она любила свою античную коллекцию. Одна мысль о ней, обо всех шедеврах, которые она годами собирала, приводила ее в трепет.
Она собирала все эти вещи вокруг себя, как одну большую семью. Каждое изделие было ей одинаково дорого, независимо от цены. Несколько вещей она, к сожалению, продала, но не так много, как ожидала. Поэтому в ее сердце все же теплилась надежда после ремонта открыть рядом с магазином Мэгги свой собственный антикварный магазинчик.
Чем больше она об этом думала, тем сильнее она это хотела. Зазвонил телефон.
– Алло.
Как будто ее мама умела читать мысли, она позвонила именно в тот момент, когда ее дочь думала о чем-то, с ее точки зрения, безумном.
– Привет, Флой.
– Привет, мам. – Сердце Флой опустилось.
– Я хотела напомнить тебе, что я сейчас готовлюсь к выборам. Мы хотим сделать семейный портрет с тобой и твоими сестрами. Для газеты. Понимаешь?
– Понимаю, – грустно отозвалась она. Она, конечно, понимала, что мама позвонила ей не потому, что скучает. Но Флой все же стало больно.
– Хорошо?
– Хорошо.
– Правда? – обрадовалась Элла. Она действительно была тронута тем, что ей не пришлось уговаривать дочь.
Флой снова остро почувствовала свое одиночество. Ей так хотелось быть близкой кому-то.
– Я-то согласна. А вот сестры… С ними придется нелегко.
– Я уговорю их.
Возможно, Элла предложит им взятку, купит деньгами. Флой тоже могла бы этим воспользоваться. Но ей было неприятно.
– Чем ты занимаешься последние дни? – спросила ее мать, удивляя Флой такой неожиданной заботой.
Неужели она правда хотела знать? Флой недоверчиво покачала головой и осторожно сказала:
– Я подумываю открыть свой собственный антикварный магазин в доме дедушки.
– А что ты собираешься делать со своим высшим образованием? Выбросить в окно?
– Я делаю, что мне нравится.
– Это плохая идея.
Погасив в себе вспышку гнева, Флой терпеливо выслушала мать до конца, узнав о больших надеждах, которые Элла возлагала на нее, думая, что дочь вместе с ней будет делать политическую карьеру. Политика! Об этом Флой думала меньше всего. Впрочем, уже через минуту Элла извинилась, сказав, что ее ждут неотложные дела, и повесила трубку.
Флой устало села на кровать, закрыв лица руками. О чем она думала, когда делилась с матерью своими планами? Зачем открылась ей?
– Наверное, трудно, когда твоя мать самая черствая женщина города.
Клод, по всей видимости, обладал настоящим талантом появляться тогда, когда ей меньше всего этого хотелось. Он видел ее без макияжа, с макияжем, который растекся, с заспанным лицом утром, и, что самое ужасное, он видел, как она плачет. А теперь еще и это.
– Уходи.
– Иногда мои родители меня тоже злят.
Она подняла голову. Она была в такой ярости, что могла запустить в него чем-нибудь тяжелым. Но Клод не смеялся над ней. Он даже не улыбался.
Наоборот, он стоял рядом, полный сочувствия, которого она не ожидала.
– Никто меня не разозлил.
Клод взглянул на нее, и она вздохнула:
– Ну, если только немного.
Его губы медленно растянулись в улыбку, но, вопреки ее ожиданиям, он не произнес ни слова.
У него это хорошо получается, заметила она. Ничего не сказать, но столько выразить.
– Оставь меня наедине с моим плохим настроением, пожалуйста.
– У меня есть идея получше. – Он подошел к ее кровати. Уверенно, как будто был здесь хозяином. В своей обычной рабочей одежде, с карандашом за ухом и чертежами под мышкой.
Коренастый, мускулистый, сильный.
Ей тоже хотелось быть сильной, но всякий раз, когда она смотрела на него, силы оставляли ее.
– Пошли.
Он бросил чертежи на кровать, взял ее за руку и поднял на ноги. Когда они были уже у двери, она попыталась остановиться, но ей не удалось.
– Куда мы идем?
– Увидишь.
– Клод…
Он посмотрел на нее пронизывающим взглядом.
– Послушай, ты устала, тебе нужен перерыв. У меня есть одно дело, и, если ты пойдешь со мной, как послушная девочка, я угощу тебя таким лакомством, что ты язык проглотишь. – В его синих глазах блеснул огонек, когда он улыбнулся. – Хорошо?
Улыбка. Он улыбался ей. Ее сердце затрепетало.
– Что с тобой сегодня?
– Ничего.
– Все эти дни ты не разговаривал со мной ни о чем, кроме как о работе, ты избегал любого контакта, как чумы.
– Не как чумы.
– А как чего?
– Может быть, как… большой кружки ледяного пива в жару.
– Не вижу смысла.
– Ты знаешь, сначала наслаждаешься холодным бальзамом, а потом он туманит твой рассудок.
Флой сузила глаза, явно не польщенная таким сравнением.
– Может быть, я делаю это потому, что не могу видеть, как ты грустишь.
– Я не…
– Разве?
Она уставилась на него. Окончательно смирившись с тем, что он видит ее насквозь, как никто другой.
– Расскажешь мне, что у тебя случилось? – Он взял ее за руку.